Стихотворство скальдов наиболее характерное и значимое явление духовной жизни Скандинавии эпохи викингов. Поэзия этой поры характеризуется употреблением кеннингов, специфических метафорических оборотов и выражений, в которых обозначаемое понятие передаётся при посредстве других понятий, смежных или противоположных. Такие кеннинги применялись не одними скальдами, они встречаются как в англосаксонской поэзии, так и у скандинавов в песнях “Старшей Эдды”. Кеннинг мог быть относительно простым (двучленным), типа “дорога китов”, что означает “море” или “ясень битвы” - “воин”, или более сложным, как, например, “лебедь пота шипа ран”, т.е. “ворон”, ибо “шип ран” - это “меч”, а “пот меча” - “кровь”; но кеннинг мог быть и ещё более распространённым, четырёх-, пяти- и даже семичленным.

Поэтическая фигура кеннинга не отражает непосредственно действительности, она совершенно условна. Поэтому “древом битвы” мог быть назван не только герой, но и трус, а “расточителем сокровищ” - не один лишь щёдрый воин, но и бедняк.

Кеннинги имели мифологическую и магическую основу. Дело в том, что многие кеннинги исходили из мифов и без знания их были бы просто не понятны. Употребление кеннинга с мифологическим содержанием создавало как бы второй план изображения: поступки людей, их подвиги, походы, сражения, проявленные ими щёдрость и другие качества приобретали новое, более высокое звучание на фоне мифа о богах или сказания о древних героях.

Сиюминутное, единичное событие воспринималось благодаря этому в связи с извечными сакральными образцами. Магическая же функция слова заключалась в том, что, согласно убеждениям норманнов той поры, слово, в особенности поэтическое, могло оказать своё благотворное или зловредное воздействие на того, кому оно было адресовано. Хвалебная песнь, исполненная скальдом перед лицом вождя в его честь, не просто прославляла его, но и упрочивала, “увеличивала” его удачу, тогда как хулительная песнь могла послужить причиной неприятностей, болезней и даже смерти.

Воспринимать скальдическую песнь довольно трудно. У неё необычный порядок слов, подчинённый требованиям аллитерации (начальной рифмы, созвучия начальных звуков в ключевых словах строки) и простирающийся вплоть до того, что два и более предложения могли быть переплетены между собой.

Но то, что для нас представляет трудно решаемый ребус, очевидно, было доступно пониманию норманнов эпохи викингов и вызывало у них эстетическое наслаждение. Традиция приписывает создание скальдического стиля легендарному поэту Браги Старому, хотя вполне возможно, что скальдическая поэзия приобрела новые черты, впоследствии ей присущие, ещё задолго до него. По преданию, Браги была создана первая скальдическая drapa – “хвалебная песнь”, которая спасла ему жизнь, умилостив разгневанного конунга. Браги в качестве "первоскальда" был обожествлён и включён в число асов. Не сохранилось ни одного имени поэта до Браги, тогда как, начиная с него, мы знаем имена сотен скальдов. Видимо, именно в это время возникает понятие авторства применительно к скальдической песне.

Тор на рыбной ловле

 

По возвращении от Удгарда-Локи Тор недолго оставался дома и вскоре снарядился в путь вновь, желая расквитаться за поездку свою к Утгарда-Локи. Так он спешил, что не взял с собою ни своих козлов, ни колесницы, ни спутников. Вышел он из Асгарда и прошел весь Мидгард в обличье юноши и поздно вечером пришел к одному великану по имени Хюмир. У Хюмира нашел он радушный прием и остался у него на ночлег.
Поутру Хюмир встал и оделся, собираясь выйти на веслах в море за рыбой. Вскочил Тор на ноги, живо снарядился в путь и стал просить Хюмира позволить и ему порыбачить немного. Хюмир отвечал, что вряд ли он будет на что-либо годен: молод еще и мал и, вероятно, сильно замерзнет, если Хюмир выйдет далеко в море и просидит там так долго, как он привык. Но Тор сказал, что сам будет грести и постарается уплыть еще дальше в море, чем Хюмир. И неизвестно еще, не попросится ли Хюмир первым вернуться домой. Поднялся спор; Тор так рассердился на великана, что уже схватился было за свой молот, да вспомнил, что замышлял в другом испытать свою силу, и поборол себя. Спросил он Хюмира, какую возьмут они с собой приманку, и Хюмир посоветовал Тору приманку для рыбы искать самому. Огляделся Тор по сторонам и увидел стадо быков, принадлежавшее Хюмиру, выбрал самого крупного быка, которого называли Вспоровший Небеса, отрубил ему голову и понес к лодке. Хюмир же тем временем успел спустить лодку на воду. Тор взял весла и принялся грести, и Хюмир увидел, что гребет он хорошо.

В скором времени Хюмир сказал, что они уже на том месте, где он привык ловить камбалу, но Тор отвечал, что еще погребет немного, и снова сильно налег на весла. Прошло еще сколько-то времени, и Хюмир сказал, что, пожалуй, дальше рыбачить опасно из-за Мирового Змея. Однако Тор не переставал грести. Хюмир был очень этим недрволен. Наконец Тор положил весла и взялся за удочку с очень большим и крепким крючком.
Насадив вместо приманки бычью голову, закинул Тор удочку в море, и, надо сказать, что на этот раз польстился на приманку сам Мировой Змей, которого Утгарда-Локи некогда предлагал Тору поднять с пола в обличье кошки.
И надо сказать, что провел тут Тор Мирового Змея не хуже, чем в свое время провел самого Тора Утгарда-Локи. Мировой Змей, разинув пасть, проглотил бычью голову, и крючок впился ему в небо. Почувствовав это, он рванулся так, что кулаки Тора ударились о борт лодки. Разгневался тогда Тор и собрал всю силу аса, чтобы устоять на ногах, но дно лодки не выдержало и проломилось, и Тор уперся ногами прямо в морское дно, а затем подтащил Мирового Змея к самому борту. Надо правду сказать, никто и никогда не видал еще таких взглядов, какими обменялись Тор с Мировым Змеем. Не моргая, смотрел на пего Тор, и Змей тоже не сводил глаз с аса и извергал яд.

Рассказывают, что великан Хюмир при виде Мирового Змея и волн, перекатывавшихся через лодку, изменился в лице, побледнел и испугался, и когда Тор уже размахнулся, высоко подняв в воздух свой молот, великан неверной рукой выхватил нож и перерезал лесу, протянувшуюся через борт лодки, и Змей погрузился в море. Тор пустил вслед Змею свой молот и, говорят, даже размозжил ему голову. Но все-таки Змей и по сей день жив и лежит па дне моря. Затем Тор одним ударом по уху сшиб с ног великана, да так, что тот свалился за борт, только пятки мелькнули, а сам вброд добрался до берега.
И говорят, что в ту поездку Тор действительно совершил величайший подвиг.

Вальгалла

 

Тор и великан Гейррёд

 

Немало приходилось Тору совершать богатырских подвигов, имея дело с великанами, и много рассказывают о путешествии Тора к Гейррёду. В тот раз не было у него ни молота Мьёлльнира, ни Пояса Силы, и виною тому Локи, который был в той поездке вместе с ним. Ибо вот что приключилось однажды с Локи. Раз, чтобы развлечься, взял Локи у Фрейи соколиное оперенье и отправился полетать, и из любопытства залетел на двор к Гейррёду, увидел высокие палаты, опустился и заглянул в окошко. Гейррёд заметил птицу и приказал поймать ее. Слуга, которого он послал, стал карабкаться по стене: медленно подвигался он вверх и с большим трудом, ибо была та стена высока. Локи показалось это забавным, и он решил не трогаться с места, пока слуга Гейррёда не закончить свой трудный путь. Когда, наконец, слуга уже почти добрался до Локи, тот вознамерился улететь, но тут оказалось, что ноги его пристали к крыше. Схватили тогда сокола и отнесли к Гейррёду.
Заглянув ему в глаза великан, и догадался, что перед ним вовсе не птица, и приказал Локи отвечать на вопросы, но Локи молчал. Запер его тогда Гейррёд в сундук и продержал там три месяца и морил его голодом. Через три месяца он его выпустил и опять стал расспрашивать, и Локи рассказал ему, кто, и, чтобы откупится, поклялся Гейррёду, что заманит к нему Тора без молота, Пояса Силы и железных рукавиц.

Тор согласился пойти с Локи к Гейррёду, но по дороге зашел отдохнуть к великанше Грид, матери Видара Молчаливого. Не любила она Гейрреда и поведала Тору, что великан этот хитроумен и очень силен. Она одолжила Тору свой Пояс Силы, свои железные рукавицы и свой посох, что зовется Посохом Грид.
Пустился Тор в путь и добрался до реки Вимур, величайшей из всех рек на свете. Подпоясался он Поясом Силы и, упираясь против течения Посохом Грид, стал переходить реку; а Локи держался за Пояс Силы. Тор дошел уже до середины реки и заметил, что вода в реке быстро прибывает. Скоро она начала перекатываться ему через плечи.
Тут Тор увидел, что на скалах, с обеих сторон стеснявших реку, стоит дочь Гейрреда; она-то и устроила наводнение. Поднял тогда Тор со дна реки большой камень и бросил в великаншу, крикнув ей: "Будет в устье запруда!" И он не промахнулся и попал как раз туда, куда метил. В один миг он очутился у берега и, ухватившись за ветку рябины, вылез из воды. Отсюда и пошла поговорка: "Рябина - спасение Тора".

Когда пришел Тор в дом Гейрреда, отвели его вместе со спутником в козий хлев. Там была одна только скамья, и Тор сел на нее. Вскоре заметил он, что скамья под ним поднимается к самой крыше; уперся тогда Тор Посохом Грид в стропила и заставил скамью опуститься на пол. Тут послышался хруст и крик: под скамьей схоронились две дочери Гейрреда; хотели они погубить Тора, придавив его к потолку, но вместо того погибли сами.
Вскоре позвал Гейррёд Тора в палату - принять участие в играх. Там вдоль стен были разложены большие костры, и едва вошел Тор, Гейррёд щипцами достал из огня брусок докрасна раскаленного железа и бросил в Тора. Тор поймал брусок железной рукавицей и высоко поднял, так что Гейррёд поспешил укрыться за железным столбом. Но Тор с такой силой бросил в Гейрреда раскаленное железо, которое держал в руке, что оно пробило железный столб, и грудь Гейрреда, и стену и только потом, упав, ушло в землю.

Один

Тор-сын Одина

Тор и великан Хрунгнир

 

Один раз уехал Тор на восток бить великанов, а Один на коне своем Слейпнире отправился в Ётунхейм и приехал к великану, которого звали Хрунгнир. И спросил Хрунгнир, кто это в золотом шлеме и на таком чудесном коне скачет по воздуху и по земле? Один отвечал ему на это, что готов прозакладывать свою голову, что во всем Ётунхейме не сыщется подобного коня. Рассердился Хрунгнир и сказал, что есть у него прекрасный конь, самый быстрый на свете и зовут его Гульфакси - Золотая Грива. С этими словами вскочил он на своего коня и поскакал вдогонку за Одином, чтобы отплатить за его кичливые речи. Один скакал так быстро, что не успел оглянуться, как оказался в Асгарде, а за ним Хрунгнир, которого обуял такой великаний гнев, что опомнился он только, когда проскочил в ворота. Когда показался он в дверях чертога, предложили асы ему испить пива. Он пошел в зал, и ему подали те две чаши, из которых обыкновенно пил Тор, и он залпом осушил обе. Вскоре напился он пьян, и тут уж не было недостатка в заносчивых речах: говорил он, что поднимет с места Вальгаллу и перенесет ее в Ётунхейм, разрушит Асгард и поубивает всех асов, кроме Фрейи и Сив, которых возьмет себе. Между тем Фрейя все подливала ему в чаши, в Хрунгнир все похвалялся и сказал даже, что выпьет все пиво асов. Когда же надоело асам бахвальство, кликнули они Тора, и Тор тотчас появился в зале. В страшном гневе замахнулся он своим молотом.
- Кто это надумал позволить великанам пить здесь пиво? Кто пустил Хрунгнира в Вальгаллу? И почему это Фрейя наполняет ему чаши, точно на пиру асов?

Отвечал Хрунгнир, недружелюбно поглядывая на Тора, что это Один предложил ему пива и что пришел он с его позволения.
- Но придется тебе об этом пожалеть, прежде чем уйдешь ты из Асгарда, - перебил его Top.
- Мало было бы чести асу Тору, если б он убил меня безоружного, - заговорил Хрунгнир, - почетнее было бы, если бы он согласился биться со мной на рубеже у Каменных Дворов. И как глупо с моей стороны, - продолжал он, - оставить дома свой щит и точило! Если бы было при мне оружие, мы могли бы, пожалуй, хоть сейчас выйти на поединок. А убить меня безоружного - значит поступить вероломно. Тор, конечно, не пожелал отказаться от поединка, и тут же назначили день и выбрали место. Пустился тогда Хрунгнир в обратный путь и скакал во весь опор, пока не доскакал до Етунхейма. Услышали великаны о предстоящем ему поединке с Тором и призадумались: понимали они, что от исхода того поединка зависит их судьба. И знали они, что Тор сильнее Хрунгнира, а уж Хрунгнир был среди великанов сильнейшим.
Решили они пуститься на хитрость и у Каменных Дворов вылепили из глины великана и вложили ему в грудь сердце одной кобылы, и затрепетало оно, когда явился на место боя Тор. У самого же Хрунгнира сердце было, как это всем известно, из твердого камня, треугольное, как та руна, что зовут "сердце Хрунгнира"; из камня же была и его голова. Щит Хрунгнира тоже был каменный, широкий и толстый; а оружием великану служило точило, которое он вскинул на плечо, и вид у него был ужасающий.
Рядом с Хрунгниром стоял глиняный великан Мёккуркальви, и он сильно трусил. Говорят даже, что, увидев Тора, он обмочился.

Тор торопился на поединок, а Тьяльви бежал впереди него. Подбежал Тьяльви к тому месту, где стоял Хрунгнир, и сказал:
- Как ты опрометчив, великан! Стоишь, выставив вперед свой щит, между тем как Тор решил пробраться в глубь земли, чтобы напасть на тебя снизу!
Швырнул тогда Хрунгнир свой щит наземь и стал на него, ухватив обеими руками точило. Тут увидал он молнии и услышал раскаты грома. И увидел Тора, разгневанного аса. Стремительно несся Тор, держа наготове свой молот, и издали бросил его в голову Хрунгнира. Взмахнул Хрунгнир своим точилом и бросил его навстречу молоту; ударился брус о молот и разбился надвое: один кусок упал на землю, и из него образовались все кремниевые скалы, другой же попал Тору в голову, так что тот повалился наземь. Молот Мьёллнир попал прямо в голову Хрунгниру и в мелкие куски раздробил ему череп. Хрунгнир упал рядом с Тором и при этом придавил шею Тора ногою. Тогда Тьяльви напал на глиняного великана и изломал его в куски.
Потом, подойдя к Тору, хотел было снять с шеи аса ногу Хрунгнира, да не осилил. Узнав о том, что случилось, подошли и другие асы, и все старались сдвинуть с места ногу Хрунгнира, но ничего из этого не вышло. Тут явился Магин, сын Тора и одной великанши, которому было тогда всего лишь три ночи от роду, легко спихнул ногу Хрунгнира с шеи Тора и сказал:
- Жаль, отец, что пришел я так поздно! Думаю, если бы раньше встретил я этого пеликана, то убил бы его одним ударом кулака!

Поднялся Тор с земли, поблагодарил сына и сказал, что, верно, вырастет он героем, а в награду хотел подарить ему златогривого коня Хрунгнира. Один же видел это и сказал, что напрасно отдает Тор такого прекрасного копя сыну великанши, а не своему отцу.
Вернулся Тор в Трудвангер, а осколок точила так и остался у него в голове. Тут пришла чародейка Гроа, жена Аурвандиля Смелого. Стала она петь над Тором свои заклинания, и почувствовал Тор, что точило стало шататься, и, понадеявшись, что сам сможет его вытащить, захотел вознаградить Гроа за врачевание и порадовать ее доброй вестью.
И рассказал он ей, что был на севере, по ту сторону вод, отделяющих Етунхейм от Мидгарда, и сам на спине в железной корзине вынес Аурвандиля из страны великанов. И в подтверждение правдивости своего рассказа, сказал Тор, что один палец на ноге Аурвандиля высунулся из железной корзины и отмерз; тогда Тор отломил его и забросил на небо, сделав из него звезду, которую называют ныне Палец Аурвандиля. И скоро уж вернется Аурвандиль домой.
И Гроа так обрадовалась этой вести, что позабыла все заклинания - и камень, хоть высвободился из черепа, но так и остался торчать на голове у Тора. И надо опасаться бросать точило поперек пола: тогда шевелится осколок в голове Тора.